Андрей Владимирович Гнездилов: «Сказки нужны взрослым не меньше, чем детям»

Во всем мире 10 октября отмечался День хосписов и паллиативной помощи. Накануне этой даты мы побывали в гостях у основателя первого в России и Ленинграде хосписа, бывшего сотрудника НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова, педиатра, врача-психотерапевта и психиатра, доктора медицинских наук, профессора, Почетного доктора Эссекского университета (Англия, Колчестер), а ещё, пожалуй, у самого известного сказочника от медицины – Андрея Владимировича Гнездилова.

Дом в самом центре Петербурга – тихий, уютный переулок, просторная парадная, старенький скрипящий лифт, шесть пролетов вверх – почти под самую крышу. Андрею Владимировичу – 81. Практически все время он проводит в своем «замке» с башней-мансардой, колоколами и видом на крыши, но не один – вместе с ним живут около двухсот кукол как авторских, так и фабричных, чудесные образы, запечатленные на живописных полотнах, скульптуры – работы его матери, и, конечно, стеллажи с книгами – сказками народов мира.

Любимый сказочник сказочника Гнездилова – Эрнест Теодор Гофман, но об этом мы узнаем немного позже. А сейчас – пара шагов до просторной гостиной, легкий кивок рыцарю, охраняющему камин, попытка разглядеть все детали – от резьбы на старинной мебели до коллекции тибетских чаш – тоже, кстати, особой разновидности терапевтических инструментов из коллекции Андрея Владимировича. Аккуратно присаживаясь на краешек, кажется, ещё дореволюционного кресла, начинаем беседу, внимая и удивляясь, какой яркой и прочной нитью Сказка проходит через жизнь Гнездилова, будто это не он, а она выбрала его.

– Как давно вы живете в этой квартире?

– Наша семья переехала сюда, на Ковенский переулок, в 1945 году, сразу после окончания войны. А родился я в другом удивительном месте на углу Английского проспекта и улицы Декабристов, неподалеку от Мариинского театра, в так называемом Доме сказки: фасад здания был украшен цветным панно по сюжетам Билибина — известного иллюстратора русских сказок. Там жили творческие и привилегированные люди, например, балерина Анна Павлова, известные артисты, художники. У матушки моей там была мансарда, мастерская. К сожалению, в конце войны в здание попала бомба. Но я на всю жизнь запомнил этот дом, хотя был очень юным.

– Семья у вас тоже была известная? Жить в таком доме…

– Моя матушка, Нина Конрадовна Слободинская, была занята скульптурой. Можно сказать, ее любовь к миру шла через скульптуру. Она автор скульптурных групп на станции метро «Нарвская», барельефов и бюстов писателей, ученых, деятелей культуры и искусства. Много ее работ хранится в запасниках Русского музея. А отец – врач-паразитолог, работал в Военно-медицинской академии.

– Кто же из них больше повлиял на выбор вашего дальнейшего пути?

– Матушка часто была занята своими планами и работой. Даже когда она гуляла со мной, она часто пребывала где-то в своих мыслях. Я же, выходя на улицу, обращался к ней с просьбой рассказать мне сказку. Она отвечала: «Ты любишь сказки? Так сочини сам!» Она начинала думать о чем-то своем, а я, словно птица певчая, рассказывал сказки сам себе. «Вот видишь, какую ты сказку сочинил! Молодец!», – отвечала мама. Так что сказки я рассказывал с самого детства – сначала себе, а потом всем, кто их слушал.

– Вот это воспитательные методы! А в какой же тогда момент поняли, что хотите помогать тяжело больным людям, умирающим людям?

– Это было немного позже. Матушка любила петь – у нее был хороший голос, такой низкий контральто. И когда она иссякала по поводу детских песен, то переходила к стихам. И вот когда мне было около семи лет, она прочитала мне такое стихотворение, которое с первого раза впилось в мою душу.

В старинном замке скребутся мыши,
В старинном замке, где много книг,
Где чуткий шорох был еле слышен,
В ливрее дремлет лакей-старик,

В старинном замке больна царевна,
В подушках белых прозрачней льда,
И только слышно на башне древней
Стучат часы: «Всегда, всегда».

А у камина сидят старушки,
О чем-то шепчут, чего-то ждут,
Царевне плечи томят подушки,
Стучат часы: «Мы — тут, мы — тут…»

И смерть на башне рукой костлявой,
Чуть минет время, о доску бьет,
И страшно в замке, и смех гнусавый
Из тьмы сырой манит, зовет.

От звона в башне царевне страшно,
Придет за нею седой звонарь…
И снова тихо на древней башне.
Крадется смерть, прикрыв фонарь.

В старинном замке скребутся мыши,
В старинном замке, где много книг,
Где чуткий шорох был еле слышен,
В ливрее дремлет лакей-старик.

Это притом, что смерть в моём детстве была повсюду, ею был буквально пропитан воздух во время блокады. Например, малышами мы играли с дочерью начальника Военно-медицинской академии и оба заболели брюшным тифом. Она умерла, а я остался жив. Несмотря на то, что таких ситуаций было множество, меня поразила атмосфера именно этого стихотворения. И я решил, что буду помогать умирающим людям.

– Но началась ваша история с помощи детям, верно?

– Да. После школы я поступил в Педиатрический институт. На третьем курсе мы смогли, наконец, оказывать реальную медицинскую помощь: меня отправили на практику в детскую больницу. Там должны были дежурить по ночам. Когда наступала моя очередь, меня встречали аплодисментами: «Сказу, сказку!» – кричали дети. Даже нянечки и сестры тоже ждали сказку. Все садились в круг, и начиналось волшебство. Но в какой-то момент в больнице поднялся переполох: стали говорить, что дети видят галлюцинации – настолько яркими были создаваемые мной образы. Через некоторое время, чтобы убрать источник галлюцинаций, меня перевели в другую больницу – в Коломне.

– Именно дети дали вам прозвище, ставшее псевдонимом на всю жизнь?

– Да. Доктор Балу – в честь медведя из Маугли. А они были моими волчатами. Я рассказывал сказки даже во время операций: ребенок был под местной анестезией, а я стоял у изголовья стола и с ведома врача погружал ребенка в фантастический мир. Я понял хорошую вещь: я заговаривал их. Потом, к сожалению, уже утратил эту способность.

– А взрослым почему помогают сказки? Они мысленно возвращают их в детство, в атмосферу любви и безопасности?

– Когда позже, волею судьбы я стал работать с онкологическими больными, а потом оказался в хосписе среди уходящих людей, я обнаружил, что внутренний ребенок, который живет в каждом человеке всю жизнь, в минуты печали и утраты может приходить на помощь и старикам. Сказки нужны взрослым так же, как и детям.

– А вместе со сказками к нам приходят и куклы… Обычно люди сами выбирают себе куклу?

– Когда они в состоянии – да. Можно ведь многое сказать о человеке по тому, какую куклу он выберет. Кукла может воспитывать человека. Куклы много раз спасали своих хозяев. Куклы имеют возможность приносить людям счастье. Ведь есть простые куклы, а есть волшебные. Но был и такой случай. Пришла к доктору молодая женщина и попросила сказать правду, что её ожидает. Ей честно ответили: «Мы не сможем вас вытащить, вы скоро умрете». Она поблагодарила врача, вернулась домой и легла на кровать. Перестала есть и пить. Позвали меня. Когда сквозь занавеску я увидел её прекрасное лицо и страдающие глаза, мне было очень тяжело. Помню, что подумал тогда: «Куда я влез? Что я могу сказать ей, как утешить, когда её уже не обмануть?» Тем не менее подошел к кровати, поздоровался, но она не стала отвечать. Тогда я вытащил из портфеля куклу, протянул ей – это был Щелкунчик – и сказал: «Я пришёл к вам на помощь. Мой Щелкунчик будет служить и помогать вам. Ты не должна бояться, он будет с тобой всегда». Тут она разрыдалась, взяла Щелкунчика и прижала к груди. Неважно, что говорилось дальше – контакт установился. А через неделю она умерла. Но умерла с легкой улыбкой на лице. Впоследствии так я мог отличить хорошую смерть от плохой. Это как оценка за выполненную работу, за то, как ты играешь свою роль…

– Стоит ли тогда говорить больному человеку правду, если жить ему осталось недолго?

– Это ситуация, где не скажешь ни да, ни нет. В данном случае лучше встать на точку зрения больного и в разговоре аккуратно узнать, действительно ли он хочет знать правду или ему дороже всего эта иллюзия, что ему станет лучше. Ни в коем случае нельзя быть категоричными. Сама жизнь двоякая: солнце, с одной стороны, дает загар, с другой – сжигает. Я считаю, что нельзя так огульно подойти к человеку и сказать: у тебя рак. Нужно щадить больных.

– А можно ли как-то побороть страх смерти?

– Самое интересное, что людей охватывает не страх смерти как таковой – может, я прожил столько, что мне уже тяжело жить – а страх боли. Но это нормально, что человек боится смерти. Сделать его спокойным – это тоже наша цель. Очень помогает вера – это великая вещь. Но только когда идёт не от ума, а от сердца. Значительно меняет отношение к смерти мысли о реинкарнации. Также очень важно, когда люди окружены близкими, им необходимо чувствовать любовь и заботу.

– А что бы вы посоветовали: как не прожить жизнь зря?

– Знаете, когда-то я беседовал с сыном Николая Рериха, Святославом, и спросил его так, как вы сейчас спрашиваете меня: «Что нужно, чтобы не прошла жизнь даром?» И он сказал: «Это и просто, и тяжело одновременно. Просто делай каждое дело чуть лучше, чем ты делал его в прошлый раз». Это упражнение и правда очень помогает. Я думаю, лучше, чем он, мне уже не сказать.

Но лучше, чем Андрей Владимирович Гнездилов, никто не расскажет сказку с терапевтическим эффектом. Его книги, позволяющие обрести веру в чудеса, под псевдонимом, данным ему детьми – Доктор Балу – можно найти в Сети.